Когда дерево посажено в плодородную почву и получает достаточно и света, и воды, оно вырастает, дает плоды "и бысть древо велие, и птицы небесныя вселишися в ветвие его" (ЛК. 13, 19).
Это как бы образ того, что происходит с избранным духовником. Души, измученные палящим зноем зла, бегут к нему, чтобы освежиться. Они омываются, просвещаются, облачаются в белые одежды. И когда духовник — Богоносный Старец возвышенной добродетели, исполненный светом, то ему дней и ночей не хватает, чтобы принять исповеди всех стремящихся к нему. Они тоже устают, ожидая часы, а то и дни очереди своей. Если же это старец общины, то послушники его должны оставить всякую надежду обрести тишину и покой. Они также должны постоянно принимать визиты почтальонов, приносящих целые горы писем.
Все это происходило и с отцом Саввой, чья слава въедающегося лекаря душ людских росла день ото дня. Приходившие к нему на исповедь, с радостью рекомендовали его всем и каждому, пока слава его не распространилась по всему православному миру.
Его милосердие, терпение и сочувствие, его опыт в постановке диагнозов душевных болезней и помощь пациентам в обнаружении болезней, его способность утешить, подбодрить и научить — все это при святости его собственной жизни сделало его несравненным духовником. "Многие из монахов и мирян, приходившие к нему на исповеди, — писал в 1953 году игумен Дионисиата отец Гавриил, — еще живы. Все они с уважением хранят память о его доброте, его отеческой любви и сострадательности и особенно — о его мягкости по отношению к кающимся грешникам, отягченным тяжкими грехами. Никто не уходил из маленькой, похожей на склеп, исповедальни доброго духовного отца без утешения" ("Лавсаик Святой Горы", стр. 36).
Если мы сравним духовников Святой Горы с великими святителями, то отец Савва будет соответствовать святителю Иоанну Златоусту. Даже и иные отцы афонские, столь скупые на похвалы, без колебаний называли его "Златоустом духовников".
Мы чувствуем свое бессилие, пытаясь достойным образом представить труды этого знаменитого духовника. Мы боимся, что можем умалить его величие. Но нельзя оставить в забвении чудеса, им совершенные с Божией помощью, поэтому мы кратко опишем их, а остальное путь дополнит воображение читателя. Сначала мы поговорим о его методах, а потом расскажем несколько характерных случаев, о которых все еще говорят на Святой Горе и которые показывают умение отца Саввы исцелять души.
1. "Весм бых вся" (1 Кор. 9,22)
Богоносная душа отца Саввы трепетала от безграничной любви ко всем христианам. Каждый приходивший был человеком, за которого Христос, движимый безграничной любовью, пролил Кровь Свою. Любовь была силой, руководившей душой духовника.
Он не жалел ничего, когда нужно было спасать заблудших, растерявшихся, израненных, ослабевших, больных овец Христовых от волков и разбойников. В сердце духовника пребывали напечатленными слова библейские: "Заблудившее обращу, и сокрушенное обяжу и немощное укреплю" (Иез. 34,16).
Быть может, самое трудное в мире — отвергнуть широкую, удобную дорогу греха и стать в смирении и покаянии на узкий путь добродетели. Нужно бороться с самим собой, с миром и с теми темными силами, которые мешают достичь света. Потому и труд духовника столь тяжелый, столь изматывающий.
Отец Савва очень хорошо знал, сколь нелегко разрешать людей от грехов, открывать внутренние раны, вскрывать греховные нарывы и гнойники. Знал он также, что не может быть исцеления, покаяния и прощения вины без изобличения этих грехов. Чтобы это действительно произошло, он, движимый люб овью и состраданием к своим больным братьям, прикладывал все усилия. Когда впервые встречал посетителя, то, независимо от времени и часа, встречал добротой, с радостным и теплым сердцем. Конечно, целителю душ мрачное и нахмуренное лицо не подходит. Выслушивая исповеди, он никого никогда не торопил, нё считался с собственной усталостью. Все, о чем думал он на исповеди — это диагноз болезни и ее лечение, покаяние грешница и решимость исправиться. Слова евангельские - "ктому не согрешай" (Ин. 5,14) были у него всегда главными.
Часто из комнаты, где исповедывал, он выходил на улицу. Он знал, что кто-то, возможно, бродит по каливе, не в силах принять душеспасительного решения. Чтобы помочь человеку в такой критический момент, нужно подойти к нему с любовью, убедить и подбодрить его и привести в гавань спасения.
Когда он видел, что кому-то трудно открыть свои грехи, применял всевозможные способы, чтобы вселить в него мужество. На следующих страницах мы опишем некоторые из них. Даже и те сердца, которые представлялись замкнутыми на замок, ему в конце концов удавалось отпирать.
Он без колебаний ставил себя на место погрязшего в грехах человека. Чтобы убедить его осмелиться открыть раны свои, заставлял кающегося верить, что и сам впадал в подобные грехи. Таким образом, имел полное право сказать вместе с Апостолом: "Беззаконным яко беззаконен, не сый беззаконник Богу, но законник Христу, да обрящу беззаконныя; бых немощным яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасо." (1 Кор. 9,21-22).
Он знал, как себя принизить в глазах кающегося, но знал он также, как открыть духовное свое величие в тех случаях, когда то было необходимо. Он был носителем Духа Святого и использовал свой дар прозорливости для спасения душ. Кающийся у него оказывался — лицом к лицу — пред огнем Пятидесятницы. Пред этой силой не могли устоять никакие ухищрения врага, и кающийся, с ощущением чуда, восклицал невольно: "Да человек ли этот Старец, не ангел ли?"
2. Изобретательность любви.
Несколько лет назад мы посетили старца Симеона, жившего в каливе Сретения Господня в прекрасном Новом скиту рядом со святым монастырем св. Павла. Прикованный к кровати девяностопятилетний Старец ежечасно ожидал смерти, после которой должен был отправиться ко Господу. Рядом с ним был его ученик — отец Пантелеймон, любящий сын, подобный Ангелу-Хранителю.
"Старче, Вы помните отца Савву, духовника?"
"О, духовник! Святый отче Савва! Моли Бога о нас! Какже я могу его не помнить? Я у него исповедовался; я постоянно бывал у него в каливе. Много-много раз помогал ему, пел на Литургии".
"Расскажите нам что-нибудь о нем. Мы о нем много слышали и хотим составить его жизнеописание. Говорят, он был знаменитым духовником".
"Милость Божия почивала на нем. Он всех воодушевлял, особенно молодых монахов. Как только видел их в комнате, где принимал исповеди, улыбался и говорил: "Ну, ангелочки! Так, так, мои ангелы здесь. Я этих молодых монахов считаю ангелами, потому что они оставили суетный мир и пришли сюда, в пустыню, из любви к нашему Пресветлейшему Христу". Он подбадривал всех, кто пал духом. "Не доводите никого до отчаяния," — снова и снова повторял он".
"Говорят, Старче, что он дивно исповедовал".
"Да, и с большой любовью. Он хотел, чтобы люди не скрывали от него свои грехи. Если видел какого-нибудь молодого монаха или послушника, стыдящегося сознаться во всех своих грехах, то придумывал нечто, эдакие уловки. "Не колеблясь, расскажи мне о своих грехах, чадо мое. Я старый человек, я даже могу заснуть, но ты продолжай. Христос здесь, и Он все слышит. Бесстрашно открывай все и очистишь душу свою, и станет она белоснежной". Монах начинал говорить, а духовник притворяла засыпающим. Скоро голова его опускалась, он даже и похрапывал. Тогда монах начинал называть свои самые серьезные прегрешения. "Чадо мое, остановись на минутку. Ты только что назвал какой-то грех. Что ты сказал? Я не расслышал. Скажи более отчетливо, ты очистишь свою душу". Монах набирался смелости и говорил ясно. С души его спадала тяжесть. Бог радовался, а бес уязвлялся".
"О, спаси Господи, Старче. Мы получили от Вас бесценные свидетельства. Умение этого великого духовника просто удивительно! Мы ничего подобного прежде не слышали".
"Свидетельствую: он был очень опытный и любящий. Сегодня нет ему подобных".
В каливе скита Праведной Анны жил один отец Иеромонах. Он тоже принимал исповеди, но не имел такого опыта и проницательности, как отец Савва. Однажды к нему пришел на исповедь человек, совершивший ужасные злодеяния.
Священник никогда раньше не встречал подобного человека. Тот начал исповедоваться. Слушая его, священник ужасался: "Боже мой, какие зверства! Что он такое говорит! Да не бес ли это?"
Не дав несчастному закончить, духовник прервал его, полный негодования:
"Хватит! Это ужасно! Я с ума сойду! Это не человеческие грехи, а бесовские. Убирайся, нет тебе прощения! Я больше не желаю слушать! Немедленно уходи!"
Единственное, на что тот надеялся на свете, была милость Божия. Когда у него отняли и эту надежду, не осталось ничего. Глядя вниз на море, он думал, что остался единственный выход — утопиться, и этим положить конец своей страшной жизни.
Но велик Бог. В тот момент грешника увидел случайно его знакомый, живший в скиту Праведной Анны.
"Здравствуй! Что случилось? Что происходит?"
Он не отвечал.
"Ну, что такое? Почему ты молчишь?"
С большим трудом удалось выведать, что же случилось, и он очень расстроился. Но как же помочь? Выход был только один — привести его, как бы ни противился, к отцу Савве. Совершенно измучившись, он, в конце концов, сумел это сделать.
При первом взгляде на кающегося отец Савва все понял: "Мой брат в аду. Чтобы вытащить его оттуда, я сам должен спуститься к нему вниз".
"Отче, есть ли для меня спасение?"
"Для тебя, брат мой? Путь к спасению есть у каждого. Милость Божия шире, чем небо, и глубже, чем бездна".
"Нет, Отче, мне нет спасения. Такой грешник, как я, не может спастись. Это просто невозможно!"
"Ты не можешь спастись? Кажется, ты думаешь, что я могу?"
"Вы-то какие грехи могли совершить?"
"Великие грехи, очень великие".
"Что за "великие грехи"! Кто может быть виновнее перед Господом, чем я, несчастный?"
"Тем не менее... Понимаешь, однажды и я... позволил себе увлечься и впал в грех".
Тут отец Савва рассказал о некоем серьезном грехе. Его собеседник начал оживать.
Ах, Отец, я-то делал точно то же самое".
"Да? Но Бог волен простить тебя, раз ты исповедал свой грех".
И отец Савва продолжал в том же духе. Выдумка его увенчалась полным успехом. Несчастный грешник набрался смелости и со всей искренностью привел весь мрачный список грехов своих. Мысль, что и сам духовник был подобен ему, придала ему смелости.
В конце отец Савва сказал:
"Я покаялся и долго плакал. Прошло уже два года с тех пор, как я полностью изменил свою жизнь. Мне дали теперь послушание принимать исповеди, и я делаю это. Я также давал милостыню, постился, стал совсем другим".
"Я тоже раскаиваюсь всею душою, Отец мой. Буду поститься и делать все, что Вы мне скажете".
"Раз принял ты решение изменить свою жизнь, тогда преклонись, я прочту разрешительную молитву. Бог вычеркнет все твои прегрешения".
Выйдя от старца Саввы, человек тот чуть не прыгал от радости, ибо освободился от невыносимой тяжести. Встретив в скиту Праведной Анны своего знакомого, сказал ему:
"Сем спас меня. Я как заново родился!"
"Слава Богу!"
"Этот духовник такой хороший и добрый, такое мягкое сердце. И он, бедняга, единственный, кто в жизни своей нагрешил больше меня".
Знакомый его сразу смекнул, в чем дело.
"Нагрешил больше тебя? Я сейчас засмеюсь! Друг мой, он подвизается на Святой Горе чуть не с детства, он совершенный ангел. Потому его и удостоили стать священником".
Человек тот был просто ошеломлен... Он не мог понять сразу, что же произошло. Так вот она, изобретательность любви... И велико же было его изумление. Действительно, после удара, полученного от первого духовника, другого способа спасти его от гибели не было. С этого момента он преисполнился безграничной любовью к замечательному целителю душ.
Следует здесь, однако, сказать и то, что некоторые отцы Святой Горы не одобряли эти "трюки". Но нам думается, что они были не правы, так как отец Савва был достаточно проницателен, чтобы точно знать, как, когда и что нужно, и никому не было от него ни малейшего вреда.
3. Целительные средства.
Отец Савва хорошо знал, когда нужно быть снисходительным, когда умеренным, а когда строгим и требовательным. Сокрушенные и смиренные души он подбадривал мягкостью и терпимостью. Когда же видел, что кто-то проявлял упорство и упрямство, то не делал уже никаких уступок. Если бывало необходимо, назначал и епитимьи, но всегда таким тоном, что наказываемый не роптал. Он был подобен опытному погонщику верблюдов, точно знающему, какую ношу может нести каждый верблюд
Он был суров с обижающими ближних.
"Отец, — обратился к нему некий паломник, — я должен рассказать Вам еще нечто. Когда я проходил мимо каливы знакомого Старца, который как раз отсутствовал, я, дерзкий, сорвал в его саду несколько апельсинов".
"Плохо, чадо. Все другие твои грехи Бог тебе прощает через меня, но апельсины ты должен вернуть. Иначе не будешь прощен, и другие твои грехи останутся с тобой".
Он был очень строг и не шел на компромиссы в делах, касающихся священства. Если кандидат в священника был запятнан каким-то грехом, то он ни за что не давал ему своего благословения.
А если священник совершал какой-то серьезный проступок, он говорил ему:
"Отец, чтобы еще больше не отягчать свою душу, сними епитрахиль".
Когда он только еще стал духовником, то имел обычай каждым Великим Постом ходить по монастырям и принимать исповеди. Однако однажды в Иверском монастыре случилось так, что ему пришлось наложить строгие епитимьи на двух монахов, сбившихся с пути истинного, и за этим последовало неприятное искушение. Он был очень расстроен поведением этих монахов и с тех пор больше не совершал обходы, а ограничивался выслушиванием исповедей в своей каливе. Во всяком случае, он не поступился достоинством священника.
Он знал, что подходящая, тщательно подобранная епитимья — это большая воспитательная и исцеляющая сила. Как мы увидим из следующего эпизода, в подборе епитимий ему не было равных.
Много лет назад в тихом месяце октябре отправился я на Святую Гору. Через несколько дней прибыл в незабвенный скит Праведной Анны — в место своего собственного духовного рождения. В его священной атмосфере можно встретить святых монахов, которые под покровительством матери Божией Матери хранят горящую лампаду православного аскетизма.
"Смотри, вон старец Антоний, — сказал мне как-то мой друг-Иеромонах. — Вон он внизу, оливки собирает. Ему девяносто лет. Воспользуйся возможностью поговорить — он многое помнит о старых отцах".
Именно этого мне и нужно было, и я сразу же направился к нему. Он был высок и слаб здоровьем. Одеяние потертое, а зрение слабое из-за преклонного возраста. Но он был радостным, как малое дитя.
"Помните ли Вы что-нибудь об отце Савве?"
"Отец Савва! Как же мне не помнить святого Отца? Я обыкновенно исповедывался у него".
"Значит, Вы можете рассказать мне..."
"Конечно, я расскажу кое-то, что произведет на Вас впечатление! На этот язык, что с Вами говорит, это произвело большое впечатление".
Что же это могло быть? — заинтересовался я. Как это на язык можно произвести впечатление? И отец Антоний разрешил загадку.
"Я был молодым монахом и тогда не забыл еще дурные мирские привычки. К тому же, по характеру я был немного вспыльчив. И вот, однажды в саду кал ивы поспорил я с братом. Это было искушение. Он сказал мне что-то довольно резкое, и я потерял над собою контроль. Открыл рот и, не подумавши, ответил ему."
Притихший и смущенный, как маленький ребенок, старец Антоний признался, что сказал тогда дурные слова.
"Немного позднее я взбирался на кручу к Малому скиту Праведной Анны. Мой Старец послал меня к отцу Савве на исповедь. Духовный отец, увидев меня, сразу почувствовал мое внутреннее волнение.
"Отче, я пришел покаяться в великом грехе". "Тебе следует в нем покаяться. Хорошо, что ты знаешь это. Но не торопись. Сядь, отведай хлеба". "Иларион, — позвал он своего послушника, — принеси угощение!"
Он спросил меня о моем Старце, о том, как мы работаем, о нашей каливе. Он хотел прежде, чем выслушать исповедь, рассеять мою тревогу. Было необходимо, чтобы таинство совершилось в покойной атмосфере.
Когда я успокоился, мы пошли в комнатку, где он принимал исповеди. Комнатка была маленькая, крошечная, как склеп. Там я открыл свой великий грех. Я помню, он сказал тогда мудрые отеческие слова. Он разогнал в душе моей темные тучи.
Под конец, улыбаясь, сказал мне "На твой язык, чадр мое, нужно наложить небольшую епитимью". — "Да, святый Старче".
"Вот, когда вернешься в скит Праведной Анны, поди в кириакон (Кроме небольших церквей в каждой каливе, в скитах есть также большая церковь — кириакон. Все монахи каливы, скита собираются в ней для совершения Литургии, главным образом, по воскресным и праздничным дням.). Высунь язык и волочи его по полу от порога до иконы Спасителя и проси Его простить тебя. Согласен?" —
"Согласен". Тогда это наказание не показалось мне очень серьезным.
Через несколько часов я снова был в каливе отца Саввы. "Отче, — сказал я ему, — посмотри, каким стал мой язык после исполнения епитимьи, которую ты мне дал. Он весь ободранный, распухший, красный, как чаруши [разновидность крестьянской обуви]".
Я показал ему свой язык, а он слегка улыбнулся: "Ну, чадо мое, такой язык — это как раз то, что тебе нужно".
И с того времени и до сего дня не бывало случая, чтобы у меня изо рта снова вылетели такие грубые слова.
4. Преображения.
Для того, чтобы попасть в Малый скит Праведной Анны, нужно было высадиться в гавани скита и идти по узкой и крутой тропинке. При жизни отца Саввы тропинка эта была очень оживленной. Особенно в дни Великого Поста, когда по ней шла бесконечная цепочка христиан, ищущих духовного очищения.
"Поток людей был бесконечен, — рассказывали нам старые монахи из скита Праведной Анны. — Люди шли отовсюду: монахи со всех уголков Святой Горы и из других монастырей, священники, миряне, работники из Карей и Дафны, люди из близлежащей Халкидики. Ни один паломник на Святую Гору старался не упустить возможности исповедаться у отца Саввы. Трудно было со временем для всех. По вечерам паломников скита Праведной Анны, ожидающих своей очереди, устраивали в кириаконе на ночлег.
Другим удивительным явлением было выражение лиц людей, выходящих от духовника. Удивительно было на них смотреть "Что же там происходит? — бывало спрашивали люди. — Почему так преображаются побывавшие там?"
Два отца из скита Праведной Анны, родные братья, рассказали мне кое-что в связи с этим. Как-то к ним приехал их старый отец из Арфары в Мессине. Когда разговор у них зашел об исповеди, они посоветовали ему посетить отца Савву и исповедаться полной исповедью — за всю жизнь, чтобы, милостью Господней, очистить душу свою.
Конечно, он не пренебрег этим советом. Пошел к отцу Савве и оставался у него довольно долга. Когда же вышел, то буквально прыгал от радости. На лице его было умиротворение, а внутри чувствовал он духовную перемену — непонятное и чудное изменение. Он глубоко вздохнул и воскликнул: "О, дети мои! Как легко у меня на душе! Я не иду по земле, я лечу. Весь мир видится мне преобразившимся. Слава Тебе, Господи!"
Одному Богу известно, сколько таких вздохов облегчения, радостных слез и благодарных восклицаний раздавались в этих местах, подобных источнику Силоам.
Однажды в Афинах, в 1896 году, архимандрит Иоаким (Спе-циерис), священник подворья Святого Гроба, беседовал со своим другом Феофаном Тонгасом, владельцем фабрики.
"Дорогой Феофан, я думаю поехать на Гору Афон. Я должен подышать хоть немного благоуханием Удела Божией Матери".
"Я был бы счастлив, отец Иоаким, если бы смог поехать с тобой".
"Отчего нет? "Блази два паче единого" (Еккл. 4,9), — как говорится в Писании".
И вскоре они скромными паломниками прибыли на Святую Гору. Прежде всего желалось им побывать у святого духовника отца Саввы. Отец Иоаким уже исповедовался у него прежде, семь лет назад, в Святой Земле и с похвалами рассказывал о нем другу. Он надеялся убедить Тронгаса приблизиться к этой духовной купели.
Когда пришли они в каливу Воскресения в Малом скиту Праведной Анны, то их удивило — особенно фабриканта, — что там было много людей.
"Все задут исповеди, — сказал отец Иоаким, — отец Савва — великий дшеведец. Он — богодухновенный пастырь, и овцы стада Христова устремляются к нему, как к пастбищу и источнику. Не знаю, когда придет и моя очередь очистить душу свою от вредоносных ядов. Дух мой измучен в атмосфере Афин".
Все, что видел и слышал господин Тронгас, побудило его принять решение: уладить, как он выразился, свои дела с Господом, искать, так сказать, прощения и примирения. Совесть его неожиданно взбунтовалась против его образа жизни. Наступило, наконец, время идти на исповедь.
Конечно, искушали его и прямо противоположные мысли, пытавшиеся увести его от спасительного решения. Но, с помощью благодати Божией, он победил все сомнения и бесстрашно вошел в исповедальню. Его друг, отец Иоаким побывал там прежде него.
Господин Тронгас долго оставался в этой лечебнице души. Ему нужно было лечить множество ран. И что же произошло с ним. Быть может, ему и прежде приходилось в своей жизни переживать чудо, но на этот раз он был словно громом поражен и ослеплен. "Бог мой, — сказал он вышедши, — где я был? Что слышал? Не обманывали ли меня уши мои?"
Позже отец Иоаким записал: "Сначала я был на исповеди, а потом друг мой Феофан... Он долгое время провел у отца Саввы. Когда вышел, и мы шли в Катонакию, Феофан сказал мне: "Что за человек отец Савва? Или он ангел?" Я спросил, что случилось. А он ответил: "Исповедуя, он рассказал мне все, что я делал за последние двадцать с лишним лет, в то время как я молчал. Он рассказал мне о моих старых покупках, о которых я и сам забыл. Откуда он может знать, что я делал?"
"Дорогой Феофан, не удивляйся: отец Савва прозорлив".
"Что это значит?"
Отец Иоаким объяснил. В тот день душа господина Тронгаса преобразилась.
Таким духовником был отец Савва!