Создан человек для нетления, сотворен и призван к общению Божественной жизни. И как человеку, созданному "по образу Божию" в самом акте творения дано было бессмертие... "Так как одно из благ Божеского естества есть вечность,— объясняет святитель Григорий Нисский,— то надлежало, чтобы устроение нашей природы не было лишено в ней участия, но чтобы она сама в себе самой имела бессмертие и вложенною в нее силою познавала Превысшего и взыскала вечности Божией". Бессмертие дано было человеку как возможность — и она должна была быть осуществлена его творческой свободой, в стяжании Духа. В грехопадении закрылась эта возможность для человека. Человек омертвел, стал смертен. Самое грехопадение есть уже смерть как удаление от единого источника жизни и бессмертия, как совлечение животворящего Духа. "Общение с Богом есть жизнь и свет,— говорил священномученик Ириней,— и отделение от Бога есть смерть". И прародители умерли, как только согрешили и стали должниками смерти — "ибо день творения один".
Грех есть, прежде всего, отпадение от Бога, самозамыкание и самоутверждение. Именно через грех смерть вошла в мир (Рим. 5:12). В отделении и отдалении от Бога человеческая природа расшатывается, разлаживается, разлагается. Самый состав человеческий оказывается нестойким и непрочным. Связь души и тела становится неустойчивой. Тело превращается в темницу и гробницу души... Разлучения души и тела, слабо скрепленных друг с другом, становится неизбежным. Преступление заповеди "возвратило человека в естественное состояние" — говорил святитель Афанасий, — "чтобы, как сотворен он был из ничего, так и в самом бытии со временем по всей справедливости потерпел тление". Ибо созданная из ничего тварь, существуя над бездной ничтожества, готова всегда в нее низвергнуться. "Тварь, — говорит святитель Афанасий, — есть естество немощное и смертное, "текучее и разлагающееся". И от "естественного тления" оно избавляется только силою благодати, "присутствием Слова". Поэтому разлучение с Богом приводит тварь к разложению и распаду. "Мы умрем и будем, как вода, вылитая на землю, которую нельзя собрать" (2 Цар. 24:14).
Человек в грехопадении стал смертен, и действительно умирает. И смерть человека становится космической катастрофой. Ибо в умирающем человеке природа утрачивает свое бессмертное средоточие и сама как бы умирает в человеке. Человек взят от природы, сотворен из персти земной. Но Бог вдунул в него дыхание жизни... Для того, объясняет святитель Григорий Нисский, "чтобы земное совознеслось с Божественным и, через срастворение дольнего естества с естеством надмирным, единая некая благодать равночестно проходила по всей твари". Человек есть некий "малый мир", в нем "соединяется всякий род жизни" — в нем, и только в нем весь мир соприкасается с Богом. И потому отступление человека отчуждает от Бога всю тварь, опустошает ее, как бы ее обезбоживает. Грехопадение человека расшатывает космический лад и строй. Грех есть нестроение, разлад, беззаконие... И потому, по образному выражению церковной песни, "солнце лучи скры, луна со звездами в кровь преложися, холмы встрепеташа, егда рай заключися".
Строго говоря, умирает только человек. Конечно, смерть есть закон природы, закон органической жизни. И омертвение человека означает именно его ниспадение или вовлечение в круговорот природы. Но только для человека смерть противоестественна и смертность есть зло. Смерть ранит и уродует только человека. В родовой жизни "бессловесных" смерть есть лишь естественный момент в становлении рода, есть скорее выражение рождающей силы жизни, нежели немощи. И только с грехопадением человека смертность получает трагический и зловещий смысл — природа как бы отравляется трупным ядом человеческого разложения... В природе смерть есть лишь прекращение особенного существования. В человеческом мире смерть поражает личность. И личность есть нечто несоизмеримо большее, чем индивидуальность или особенность.
В собственном смысле слова, смертным и тленным становится только человеческое тело, только оно может распадаться, тлеть. Но умирает не тело человека, а целый человек. Ибо человек органически сложен из души и тела. И ни душа, ни тело в раздельности не образуют человека. Тело без души есть труп, а душа без тела — призрак. И одной органической одушевленности еще недостаточно для жизни человеческого тела. Человек не есть бесплотный дух, не есть некий "демон бестелесный", заключенный в темницу тела. Как ни таинственна связь души и тела, непосредственное сознание свидетельствует об органической цельности психофизического состава человека. И потому разлучение души и тела есть смерть самого человека, прекращение его целостного, собственно человеческого существования.
Потому смерть и тление тела есть некое помрачение "образа Божия" в человеке. И именно об этом говорит Дамаскин в своем замечательном погребальном каноне: "Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробах лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущу вида". Дамаскин говорит не о теле человека, но о живом человеке... "Наша богообразная красота" — это не тело, но человек. Именно он есть "образ неизреченной славы" Божией, даже под язвами прегрешений. И в смерти открывается, что человек — это "разумное изваяние" Божие, по выражению священномученик Мефодия,— есть труп: "яко наги кости человек, червей снедь и смрад". В этом загадочность и таинственность смерти... "Воистину есть таинство смертное: как душа от тела нуждею разлучается, от состава и сочетания естественного союза Божественным хотением разделяется... О, чудесе!.. Како предахомся тлению... Како сопрягохомся смерти!"
В страхе смерти, пусть часто малодушном и темном, сказывается некий глубокий метафизический трепет, а не только греховная привязанность к плоти мира. В страхе смерти сказывается пафос человеческой цельности... В грезах о развоплощении языческих философов кроется мечтательное недопонимание. Не напрасно древние отцы указывали на соединение души и тела в человеке как на образ и аналогию неразделенного Богочеловеческого единства природ во Христе. Аналогию можно обернуть: и о человеке по аналогии можно говорить как о "единой ипостаси в двух природах", и именно в двух, не только из двух... В смерти если не распадается, то надламывается двуединая человеческая ипостась. Отсюда причина плача и рыдания. Ужас смерти снимается только "надеждой воскресения".
Благодаря Христу, смерть есть не только самораскрытие греха, но и начинающееся воскресение... Бог не столько наказывает смертью, сколько врачует падшее человеческое естество. И не только в том смысле, что ею Он пресекает порочную и греховную жизнь. Самое омертвение человека Бог обращает в средство врачевания. В смерти человеческое естество очищается и предвоскресает. Таково общее мнение отцов Церкви.
С особой силой выражено оно святитель Григорием Нисским. "Промыслом Божиим послана человеческой природе смерть, — говорит он, — чтобы по очищении от порока в разлучении души и тела, через воскресение человек снова был воссоздан здравым, бесстрастным, чистым, свободным от всякой примеси порока". Это, прежде всего, врачевание тела. В смерти Бог как бы переплавляет сосуд нашего тела. Свободным движением воли мы вступили в общение со злом, и к нашему составу примешалась отрава порока. Поэтому теперь, подобно некоему скудельному сосуду, человек разлагается в землю, чтобы по очищении от воспринятой им скверны через воскресение он мог быть снова возведен в первоначальный вид... Поэтому смерть — не зло, а благодеяние. Ныне земля как бы засеменяется человеческим прахом, чтобы силою Божией произрастить его в последний день ... Смертные останки человека предаются земле для воскресения... Самая смерть таит в себе возможность воскресения. Но реализуется эта возможность в "Первенце из мертвых" (1 Кор. 15:20). Только в силе Христова воскресения упраздняется смертная скорбь.
Искупление есть прежде всего победа над тлением и смертью, освобождение человека от "рабства тления" (Рим. 8:21), восстановление первозданной цельности и стойкости человеческого естества. Завершение искупления — в чуде воскресении. Осуществится оно во всеобщем оживлении, когда "последний враг истребится — смерть" (1 Кор. 15:26). Но воссоединение человеческого состава возможно только через воссоединение человека с Богом. Только в Боге возможно воскресение... "Мы не могли иначе воспринять бессмертие и нетление, как соединившись с Нетлением и Бессмертием", — говорил священномученик Ириней, — "чтобы тленное было поглощено нетлением". Только через воплощение Слова открывается путь и надежда воскресения.
Еще определеннее говорит святитель Афанасий: Божия благость не могла попустить, "чтобы разумные существа, однажды созданные и причастные Божественному Слову, погибли и через тление вернулись в небытие". Отмена заповеди нарушила бы правду Божию. Покаяния было недостаточно: "Покаяние не выводит из естественного состояния, но только прекращает [последующие] грехи". Но человек не только согрешил, но и впал в тление. И потому Бог-Слово нисходит и становится человеком, воспринимает наше тело, "чтобы людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление, и оживотворить их, уничтожая в них смерть". Поскольку смерть привилась к телу, стало необходимым, чтобы и жизнь привилась к нему, чтобы оно свергло с себя тление, облекшись в жизнь. "Если бы Божие повеление не допустило нашему телу умереть, — говорит святитель Афанасий, — оно все же оставалось бы смертным и тленным по общему закону тел". Только через облечение тела в бесплотное Слово Божие оно перестало подлежать смерти и тлению, облекшись жизнью, как некой несгораемой оболочкой, "ибо ризою имеет Жизнь". Так, по мысли святителя Афанасия, Слово стало плотию, чтобы упразднить тление в человеческом естестве... Смерть побеждается или искореняется только явлением Жизни в истлевающем теле, добровольною смертью оживотворенного тела. Слово воплощается ради упразднения смерти в плоти — вот основная мысль святитель Афанасия: "для принятия смерти имел Он тело", и только через смерть возможным стало воскресение. И это не только богословское мнение святитель Афанасия — это вера Церкви.
Домостроительную причину Крестной смерти нужно видеть в смертности человека. Богочеловек проходит через врата смерти, чтобы устранить тление. Своею смертью Он стирает силу и власть смерти: "Смерти державу стерл еси, Сильне, смертию Твоею". Гроб становится "источником нашего воскресения", потому что Богочеловек "смертию смерть разруши"..